* 7 лет 11 месяцев и 14 дней — именно столько отсидела женщина за преступление, которое не совершала….

Сколько времени потребуется? Месяца два-три, ответил Коваленко. Торопиться нельзя. Надо все сделать по закону, чтобы потом не было претензий.

А если он скроется? Не скроется. Он же считает себя неуязвимым. Людмила Петренко сидит в тюрьме, дело закрыто, можно жить спокойно.

Такие преступники редко меняют тактику, зачем, если старая работает. Вечером Людмила шла к своему вагончику и думала о странных поворотах судьбы. Месяц назад она была никем, бывшей заключенной без документов и средств к существованию.

А теперь государственная машина начала работать в ее пользу. Но главное, она встретила человека, который поверил ей. Тарас Григорьевич тоже пострадал от несовершенства системы, потерял жену из-за бюрократии и равнодушия.

Может быть, именно поэтому он увидел в ее истории отражение собственной боли. В вагончике ее ждали Иваныч и Гришка с ужином, картошкой и тушенкой. «Ну что, как дела в прокуратуре?» Спросил Иваныч.

Начали проверку. Следователь оказался хорошим человеком. Вот и славно улыбнулся Гришка.

Значит, правда все-таки восторжествует. Правда торжествует медленно, поправила Людмила. Но верно.

Она достала иконку святителя Николая и тихо поблагодарила за посланную помощь. Путь к истине оказался долгим и извилистым, но она уже не сомневалась, дойдет до конца. Август растянулся медленной рекой ожидания.

Три месяца тщательной подготовки превратили жизнь Людмилы в череду встреч с оперативниками, изучение материалов дела и нескончаемых процедур. Тарас Григорьевич работал методично, не пропуская ни одной детали. Торопиться нельзя, повторял он, когда Людмила начинала нервничать.

Одна ошибка и все на смарку. У него хороший адвокат появится, дело развалится в суде. Первым делом добились санкции суда на прослушивание телефона.

Судья, пожилая женщина с усталыми глазами, долго изучала материалы. «Основание есть», сказала она наконец. «Разрешаю прослушивание сроком на два месяца.

Но помните, любое нарушение процедуры и доказательства в суде не примут». Оперативники установили аппаратуру. Майор Родионов регулярно докладывал о результатах.

«Картина интересная вырисовывается», говорил он, показывая распечатки разговоров. «Ваш бывший муж не изменился. Входит в доверие к Серебряковой, планирует оформить ее квартиру на себя».

Людмила читала стенограммы с болезненным чувством. Те же интонации, те же приемы, которые когда-то использовал с ней. «Аллочка, дорогая, ты же понимаешь, мне нужны гарантии», говорил Сергей в записи от 15 августа.

«Я вкладываю в бизнес последние деньги. А если что случится с тобой, останусь ни с чем». «Сережа, но завещание».

«Это так страшно звучит», отвечала женщина. «Да что ты. Это просто формальность.

Ты же здоровая, молодая. Зато я буду спокоен за наше будущее». «Классический развод на недвижимость», комментировал Коваленко.

«Жалко женщину». «Наверняка думает, что нашла любовь на старости лет». В конце августа Сергей решился на решительный шаг.

Перехваченный разговор с неким Петровичем показал, он собирается подделать завещание Аллы Викторовны. «Документ будет неотличим от оригинала», уверял Петрович. «Бумага подходящая, печать настоящая.

Только нотариуса найди покладистого. А если откажется заверять, тогда другого ищи. За такие деньги согласится».

Операцию назначили на 3 сентября. Сергей пришел в нотариальную контору на Майдане с поддельным завещанием и толстой пачкой долларов. Оперативники ждали в соседнем подъезде.

Нотариус Елена Викторовна Самойлова оказалась принципиальной женщиной. Она внимательно изучила документ, сверила с образцами подписей. «Молодой человек, — сказала она строго, — это подделка.

Довольно грубая, кстати. Вы что, думаете, я впервые вижу поддельное завещание?» Сергей побледнел, попытался уговаривать. «Елена Викторовна, может, ошибаетесь?» «Посмотрите еще раз.

Я вызываю милицию», — отрезала нотариус. В этот момент в контору вошли оперативники. «Сергей Степанович Корнеев, он же Кравчук, он же Климов», — произнес майор Родионов.

«Вы задержаны по подозрению в мошенничестве». Сергей метнулся к выходу, но путь ему преградил второй оперативник. Сопротивляться он не стал, видимо, понял бесполезность.

«По какому праву?» — спросил он, пытаясь сохранить достоинство. — У меня адвокат есть. — Позвоните из отделения, — равнодушно ответил Родионов, надевая наручники.

Обыск квартиры в Ирпене дал сенсационные результаты. В тайнике за фальш-панелью нашли 12 полтавских хусток из коллекции Людмилы. Они лежали в кедровом сундучке, завернутые в шелковую ткань, точь в точь, как хранила их мама.

«Значит, не продавал», удивился Тарас Григорьевич. «Берег, как заначку на черный день». Людмила взяла в руки хустку «Царевна Лебедь», ту самую, которую мама показывала ей в детстве.

Ткань сохранила запах кедра и лаванды, которой бабушка перекладывала шали. «Он все-таки любил красивые вещи», тихо сказала она. «Может быть, в глубине души понимал их ценность».

«Или просто жадничал», сказал майор Родионов. Думал, что когда-нибудь выгодно продаст. Очную ставку назначили через неделю.

Людмила готовилась к встрече как к экзамену. Галина, ее подруга, театральный художник, помогла привести себя в порядок. «Люда, ты должна выглядеть достойно», говорила она, укладывая волосы.

«Пусть этот мерзавец увидит, что не сломал тебя». Галина одолжила хороший костюм, туфли, даже помаду подобрала. Людмила смотрела в зеркало и не узнавала себя.

Впервые за годы выглядела как прежняя Людмила Романовна Петренко, а не как бывшая зэчка. Следственный кабинет был маленьким и душным. Сергей сидел за столом в сопровождении адвоката, молодого человека с самоуверенным видом.

Увидев Людмилу, он побледнел и отвел глаза, словно увидел привидение. «Опознаете этого человека?» спросил Коваленко. «Да», – твердо ответила Людмила…