* 7 лет 11 месяцев и 14 дней — именно столько отсидела женщина за преступление, которое не совершала….

Людмила отсидела больше семи лет за убийство мужа-мошенника, выйдя на свободу, стала жить в заброшенном вагончике с двумя бомжами, собирая картон и металлолом. Однажды она нашла телефон, включив увидела то, от чего кровь застыла в жилах. Дорогие друзья, перед тем как продолжить, напишите из какого уголка мира вы к нам присоединились.

Нам очень дорого знать, как далеко разлетаются наши истории и чьи сердца они согревают. Не забудьте поставить лайк и приятного прослушивания. Железные ворота лязнули за спиной с такой окончательностью, словно сама судьба ставила жирную точку.

Людмила стояла на пороге свободы, смятой справкой об освобождении в руках и двумя сотенными купюрами в кармане застиранной куртки. Семь лет, четыре месяца и одиннадцать дней именно столько отмерила Фемида за преступление, которого она не совершала. Апрельское солнце билось в глаза непривычно ярко.

За колючей проволокой мир продолжал вращаться, не замечая, как в нем ломались человеческие судьбы. Людмила зажмурилась, пытаясь унять дрожь в коленях. Сорок два года, возраст, когда жизнь только входит в силу, а у нее за плечами лишь пепелище прошлого и туманная неизвестность впереди.

Автобус до Тернополя тащился по разбитой дороге, подпрыгивая на ухабах. Попутчики, такие же освобожденные с усталыми лицами, молчали, каждый думал о своем. Людмила прижимала к груди потертую сумку с нехитрым скарбом, сменой белья, записной книжкой с адресами и фотографией родителей в самодельной рамке из картона.

В поезде «Киев-Тернополь» она впервые за годы услышала мелодичное треле мобильного телефона. Молодая девушка в соседнем купе болтала с подругой о новой мотороле и кредитных картах. Людмила слушала, как чужой язык, эти слова существовали в мире, из которого ее выдернули в далеком 97-м.

Центральный вокзал встретил ее суетой и запахом свежей выпечки из привокзальных киосков. Киев изменился до неузнаваемости. Везде сияли вывески магазинов с английскими названиями, люди одевались ярче и разговаривали громче.

По перронам сновали молодые мужчины с прилизанными волосами, что-то быстро говорили в трубке, размером с ладонь. Первым делом – паспортный стол. Людмила добиралась туда два часа, путаясь в новых названиях улиц и незнакомых станциях метро.

Очередь растянулась на полквартала. Люди стояли с набором справок, словно готовились к экзамену по бюрократии. Следующий.

Горкнула тетка за окошком, не поднимая глаз от бумаг. Людмила протянула справку об освобождении и временное удостоверение. Восстановление паспорта – 30 рабочих дней.

Госпошлина – 200 гривен. Справка о регистрации – 2 фотографии. Следующий.

Извините, а как мне получить справку о регистрации, если у меня нет паспорта? Чиновница наконец подняла взгляд, усталый, равнодушный, видевший тысячи таких же просителей. Это ваши проблемы. Без документов не оформляем.

Следующий. На улице Людмила села на лавочку и достала адрес родного дома. За Подолом, Андреевский спуск, дом 17.

Там прошло ее детство, там остались воспоминания о родителях, там стоял особняк с коллекцией бабушкиных платков. Троллейбус довез ее до знакомых мест. Спуск преобразился, старые дома приобрели свежую штукатурку, во дворах появились дорогие иномарки.

На улице играли дети в ярких курточках. В окнах первого этажа, там, где была ее гостиная, висели тюлевые занавески с золотистым узором. Людмила нажала кнопку домофона.

Трескучий голос ответил мне сразу. «Кто там?» «Добрый день. Это Людмила Петренко.

Я жила здесь раньше. Никого такого не знаем. Дом наш уже пять лет.

Понимаете, я только что освободилась, и этот дом… Слушайте, гражданочка, не морочьте голову. Мы дом купили по закону, документы в порядке. Идите отсюда, а то милицию вызовем».

Домофон замолчал. Людмила стояла перед воротами собственного дома, словно нищенка. Через решетку видела ухоженный дворик, где когда-то росла ее мамина сирень.

Теперь там была детская площадка с пластиковой горкой. К вечеру добралась до здания межрайонной прокуратуры. Дежурный прокурор выслушал ее в полуха.

«Петренко. Дело девяносто восьмого года». Он пробежал глазами по компьютеру.

«Приговор вступил в законную силу. Апелляционные жалобы отклонены. Вопрос закрыт.

Но я невиновна. Мой муж жив, он меня подставил». «Гражданка Петренко, прокурор устало потер переносицу.

Дело может быть пересмотрено только при наличии новых доказательств, которые не могли быть известны суду на момент вынесения приговора». «У вас есть такие доказательства?» «Нет, но…» «Тогда без новых доказательств дело пересмотру не подлежит. Обращайтесь в адвокатские конторы, может они что-то придумают.

До свидания». Выйдя из прокуратуры, Людмила почувствовала себя песчинкой в огромном равнодушном мире. Вечерело.

Надо было где-то переночевать, но 200 гривен – это копейки даже по меркам придорожного общежития. Она вернулась в родной спуск и устроилась в подъезде соседнего дома. Консьержка, пожилая женщина в теплом халате, сначала хотела прогнать бродяжку, но что-то в лице Людмилы ее остановило.

«Ты откуда такая?» «Из мест не столь отдаленных», – честно ответила Людмила. «Понятно». Женщина помолчала.

«Одну ночь переночуешь, а завтра ищи приют». «Я милицию не вызову, но и оставаться надолго нельзя». Утром консьержка дала адрес приюта ангел и угостила горячим чаем.

«Держись, дочка». Бог терпел и нам велел. В приюте Людмилу предупредили сразу – максимум три дня, потом место нужно освобождать для других.

За эти дни она обивала десятки контор, пытаясь найти работу. Везде требовали паспорт, регистрацию, трудовую книжку. А у нее была только справка об освобождении, документ, отпугивающий работодателей лучше чумной бациллы.

На четвертый день пришлось искать заработок на улице. Возле пункта приема вторсырья толпились люди с тележками макулатуры и мешками жестяных банок. Людмила подошла к двум мужчинам, разбиравшим груду картонных коробок.

«Можно к вам присоединиться?» Старший, худощавый мужчина, лет пятидесяти, с умными глазами, оглядел ее с ног до головы. «Иваныч меня зовут». «А это Гришка».

Он кивнул на рыжего мужика в потертой кожанке. «Ты случаем не из тех мест?» «Из тех самых, — не стала скрывать Людмила». «За что сидела?» «За убийство мужа, которого не убивала».

Иваныч внимательно посмотрел ей в глаза, словно прочитал всю ее историю. «Понятно. Ну что, Гришка, возьмем товарища в оборот».

Гришка, до этого молчавший, неожиданно заговорил мягким интеллигентным голосом. «Иван Иванович, может и стоит. Одно это тяжело будет.

Весь день они бродили по помойкам и контейнерам, собирая макулатуру и металлолом. К вечеру заработали по тридцать гривен на человека, хватило на хлеб и молоко. Иваныч отвел Людмилу к заброшенному строительному вагончику на окраине.

«Пока здесь перекантуешься. Тепло, сухо, мусора немного. Участковый не ходит, ему лень сюда тащиться.

В вагончике пахло старым деревом и машинным маслом. В углу стояла железная печка-буржуйка, у стены самодельные нары. Людмила села на край койки и вдруг заплакала, впервые за все время после освобождения.

Не от жалости к себе, а от благодарности к этим простым людям, которые не отвернулись, не испугались ее прошлого. Иваныч неловко похлопал ее по плечу. Ничего, Людмила.

Я тоже когда-то думал, что все кончено. Сидел за хищение собственности, взял с завода доски для дачи. А оказалось, жизнь только начинается.

Главное, не озлобиться на весь белый свет. А Гришка? Гришка, бывший физик, кандидат наук. В бутылку ударился после развода, потерял все.

Но человек хороший, только надо к нему правильно подходить. Ночью Людмила лежала на жесткой койке и слушала шум дождя по железной крыше. Мир встретил ее равнодушно, отказал в доме, работе, даже в паспорте.

Но нашлись люди, которые протянули руку помощи, не ожидая ничего взамен. Где-то за окном, в этом большом городе, жил человек, укравший у нее семь лет жизни. Он наслаждался свободой, которую отнял у нее.

Людмила жала кулаки. Она найдет способ доказать свою невиновность. Обязательно найдет.

Май подкрался незаметно, укутав город теплом молодой листвы. В строительном вагончике, ставшем домом, пахло прогретым деревом и свежим воздухом, который проникал сквозь щели в стенах. Людмила просыпалась с первыми лучами солнца, тюремная привычка, от которой не избавиться за месяц свободы.

Первым делом — молитва. Она доставала из нагрудного кармана потертую бумажную иконку святителя Николая Чудотворца — подарок сокамерницы Веры перед освобождением. Икона потемнела от частых прикосновений, края обтрепались, но лик святого смотрел с нее спокойно и мудро.

«Отче наш, Иже Еси на небесех!» — шептала Людмила, становясь на колени перед самодельным иконостасом на ящике из-под гвоздей. Слова молитвы текли привычно, даря утреннему сердцу покой. За решеткой она молилась каждый день, прося не о чуде, а о силе вынести испытания.

Теперь просила о том же, только испытание называлось свободой. После молитвы — завтрак из остатков вчерашнего хлеба и чая, заваренного в жестяной кружке. Потом работа.

Иваныч научил ее читать город как книгу, где искать алюминиевые банки, где выбрасывают картон, в какое время лучше обходить офисные центры. «Главное — не стесняться», — наставлял он, когда они впервые вышли на промысел. «Ты не воруешь, ты убираешь то, что людям не нужно».

Это честный труд. За месяц Людмила научилась различать сорта металла, определять качество макулатуры, торговаться с приемщиками. 30-50 гривен в день — этого хватало на хлеб, молоко и крупу.

Иногда удавалось купить кусок сыра или яблоки. Гришка оказался неожиданным спутником. Трезвым он был совсем другим человеком, умным, деликатным, с энциклопедическими знаниями.

Объяснял Людмиле, как устроены мобильные телефоны, рассказывал о новых технологиях, которые появились, пока она сидела. Представь, Людмила, теперь в телефоне можно снимать видео. Качество, правда, так себе, но все же.

Через 10 лет, наверное, все будут ходить с камерами в кармане. В тот майский день они обходили новый офисный центр на Крещатике, стеклянную башню, которой не было в 97-м. Возле служебного входа стояли контейнеры для мусора.

Иваныч копался в одном, выбирая картонные коробки, Гришка проверял второй. «Людмила Романовна, гляди-ка». Позвал Гришка.

Тут кто-то телефон выбросил. Она подошла и увидела в груде офисной бумаги черный кнопочный аппарат в фирменном кожаном чехле. Надпись на корпусе – «Сименс».

Телефон выглядел дорого, почти новым. «А он рабочий?» – спросила Людмила. Гришка повертел аппарат в руках, нашел кнопку включения.

Экран оставался темным. Батарея села. «Но если зарядить?» Иваныч задумался, почесывая затылок.

«У меня тут в одной котельной попадался на глаза шнур от зарядки, вроде как от сотового телефона, можно проверить, вдруг подойдет». «Это недалеко, заброшенная котельная в старом доме на Подоле. Электричество там еще подключено, счетчик не опломбирован.

Я там иногда ночую зимой, когда совсем холодно». Через два часа они сидели в полутемной котельной, где пахло сыростью и старым углем. Иваныч быстро нашел зарядное устройство и подключил к нему найденный телефон.

Экран телефона мигнул и засветился зеленоватым светом. Все трое наклонились ближе, словно к хрустальному шару прорицателя. «Работает!» – обрадовался Гришка.

«Смотрите, тут есть видеозаписи». Он неумело тыкал в кнопки, изучая незнакомое меню. Людмила смотрела на экран равнодушно, что ей до чужих видео.

Но когда Гришка запустил первый файл, сердце ее екнуло. На маленьком экране появилось знакомое лицо. Сергей.

Ее муж, которого она якобы убила. Живой, улыбающийся, обнимающий высокую блондинку в дорогой шубе. «Два года нашей любви», – говорил он, целуя женщину в щеку.

«Помнишь, как все начиналось?» Ты тогда еще боялась, что жена что-то заподозрит. Людмила вцепилась в телефон дрожащими руками. Внизу экрана светилась дата – 15 марта 2004 года….